Неточные совпадения
Батрачка безответная
На каждого, кто чем-нибудь
Помог ей в черный день,
Всю жизнь о соли думала,
О соли пела Домнушка —
Стирала ли, косила ли,
Баюкала ли Гришеньку,
Любимого сынка.
Как сжалось сердце мальчика,
Когда крестьянки вспомнили
И спели
песню Домнину
(Прозвал ее «Соленою»
Находчивый вахлак).
И тут я с печи спрыгнула,
Обулась. Долго слушала, —
Все тихо, спит семья!
Чуть-чуть я дверью скрипнула
И вышла. Ночь морозная…
Из Домниной избы,
Где парни деревенские
И девки собиралися,
Гремела
песня складная.
Любимая моя…
Ей снился
любимый сон: цветущие деревья, тоска, очарование,
песни и таинственные явления, из которых, проснувшись, она припоминала лишь сверканье синей воды, подступающей от ног к сердцу с холодом и восторгом.
— Да вот как: Петр Андреич сочинил недавно
песню и сегодня запел ее при мне, а я затянул мою
любимую...
— Может быть, она и не ушла бы, догадайся я заинтересовать ее чем-нибудь живым — курами, коровами, собаками, что ли! — сказал Безбедов, затем продолжал напористо: — Ведь вот я нашел же себя в голубиной охоте, нашел ту
песню, которую суждено мне спеть. Суть жизни именно в такой
песне — и чтоб спеть ее от души. Пушкин, Чайковский, Миклухо-Маклай — все жили, чтобы тратить себя на
любимое занятие, — верно?
Мама,
Слыхала я и жаворонков пенье,
Дрожащее над нивами, лебяжий
Печальный клич над тихими водами,
И громкие раскаты соловьев,
Певцов твоих
любимых;
песни Леля
Милее мне. И дни и ночи слушать
Готова я его пастушьи
песни.
И слушаешь, и таешь…
И начала притопывать ногами, все, чем далее, смелее; наконец левая рука ее опустилась и уперлась в бок, и она пошла танцевать, побрякивая подковами, держа перед собою зеркало и напевая
любимую свою
песню...
А я тебе повторяю, что все это орудует любовь, да не та любовь, что вы там сочиняете, да основываете на высоких-то нравственных качествах
любимого предмета, а это наша, русская, каторжная, зазнобистая любва, та любва, про которую эти адски-мучительные
песни поются, за которую и душатся, и режутся, и не рассуждают по-вашему.
Настало уже то время, под конец их знакомства, когда не Любка князя, а, наоборот, князь ее упрашивал спеть какую-нибудь из
любимых народных
песен, которых она знала множество.
Мать сказала об этом Прасковье Ивановне, и она очень была довольна, что мне так нравится
любимая ее
песня.
Захотелось ей осмотреть весь дворец, и пошла она осматривать все его палаты высокие, и ходила она немало времени, на все диковинки любуючись; одна палата была краше другой, и все краше того, как рассказывал честной купец, государь ее батюшка родимый; взяла она из кувшина золоченого
любимый цветочик аленькой, сошла она в зеленые сады, и запели ей птицы свои
песни райские, а деревья, кусты и цветы замахали своими верхушками и ровно перед ней преклонилися; выше забили фонтаны воды и громче зашумели ключи родниковые; и нашла она то место высокое, пригорок муравчатый, на котором сорвал честной купец цветочик аленькой, краше которого нет на белом свете.
Да только засвистал свою
любимую „При дороженьке стояла“, а как был чувствителен и не мог эту
песню без слез слышать, то и прослезился немного. После я узнал, что он и впрямь велел сотским тело-то на время в овраг куда-то спрятать.
Еще более взгрустнется провинциалу, как он войдет в один из этих домов, с письмом издалека. Он думает, вот отворятся ему широкие объятия, не будут знать, как принять его, где посадить, как угостить; станут искусно выведывать, какое его
любимое блюдо, как ему станет совестно от этих ласк, как он, под конец, бросит все церемонии, расцелует хозяина и хозяйку, станет говорить им ты, как будто двадцать лет знакомы, все подопьют наливочки, может быть, запоют хором
песню…
Какая разница ты: когда, расширяся шумящими крылами, будешь летать под облаками, мне придется утешаться только тем, что в массе человеческих трудов есть капля и моего меда, […струны вещие баянов — в третьей
песне поэмы «Руслан и Людмила» А.С. Пушкина: «И струны громкие Баянов…»…расширяся шумящими крылами… летать под облаками… капля и моего меда — в басне И.А. Крылова «Орел и Пчела»:] как говорит твой
любимый автор.
— Как это возможно! — воскликнул Углаков. — Нам сейчас только Аграфена Васильевна божественно спела «Соловья»! Разве мою
любимую «Le petit homme»? [Неточное название
песни Беранже «Le petit homme gris» — «Подвыпивший». Перевод текста
песни см. в примечании.] — придумал он сам.
Книги сделали меня неуязвимым для многого: зная, как любят и страдают, нельзя идти в публичный дом; копеечный развратишко возбуждал отвращение к нему и жалость к людям, которым он был сладок. Рокамболь учил меня быть стойким, но поддаваться силе обстоятельств, герои Дюма внушали желание отдать себя какому-то важному, великому делу.
Любимым героем моим был веселый король Генрих IV, мне казалось, что именно о нем говорит славная
песня Беранже...
Угощение кончилось попойкой с песенниками, и Иван Матвеевич, очень пьяный, уже не красный, но бледно-серый, сидел верхом на стуле и, выхватив шашку, рубил ею воображаемых врагов и то ругался, то хохотал, то обнимался, то плясал под
любимую свою
песню: «Шамиль начал бунтоваться в прошедшие годы, трай-рай-рататай, в прошедшие годы».
Однако Надежда Петровна была сдержанна и даже довольно искусно притворилась веселою. Ее попросили спеть что-нибудь — она не отказалась; взяла гитару и пропела
любимую помпадурову
песню...
Любимым его наслаждением было — заложить несколько троек лихих лошадей во всевозможные экипажи, разумеется, с колокольчиками, насажать в них своих собеседников и собеседниц, дворню, кого ни попало, и с громкими
песнями и криками скакать во весь дух по окольным полям и деревням.
Песни: ди-ди-ли и тому подобные, господские, он спел только для Оленина; но потом, выпив еще стакана три чихиря, он вспомнил старину и запел настоящие казацкие и татарские
песни. В середине одной
любимой его
песни голос его вдруг задрожал, и он замолк, только продолжая бренчать по струнам балалайки.
«Вот так — а-яй!» — мысленно произносил Илья свое
любимое восклицание и, ошеломлённый шумом трактирной жизни, уходил на двор. А на дворе Савёл стучал молотом и ругался с подмастерьем, из подвала на волю рвалась весёлая
песня сапожника Перфишки, сверху сыпались ругань и крики пьяных баб. Пашка, Савёлов сын, скакал верхом на палке и кричал сердитым голосом...
Самой
любимой его была
песня казанских и харьковских студентов «Избушка», которую выучил его петь Селиванов, бывший харьковский студент, потом известный драматический актер конца семидесятых годов.
Выяснилось, что, когда приехали нежданные гости, Рамзай-Соколий заложил за четыре рубля мой парадный сюртук. Спирька сбегал за водкой, и все четверо к моему приезду были уже на втором взводе. Все старались утешить меня, когда я потерял последнюю надежду, узнав, что ссудная касса закрывается в семь часов вечера… Вася, который был трезвее других, играл на гитаре и пел свою
любимую студенческую
песню...
Я подумал… Нет, я ничего не подумал. Но это было странное появление, и, рассматривая неизвестных, я на один миг отлетел в
любимую страну битв, героев, кладов, где проходят, как тени, гигантские паруса и слышен крик —
песня — шепот: «Тайна — очарование! Тайна — очарование!» «Неужели началось?» — спрашивал я себя; мои колени дрожали.
Всех помнила эта народная
песня, как помнит своих
любимых детей только родная мать: и старика Сеита, бунтовавшего в 1662 году, и Кучумовичей с Алдар-баем, бунтовавших в 1707 году, и Пепеню с Майдаром и Тулкучурой, бунтовавших в 1736 году.
Пошли бабы около задворков и как раз встретили Степана, ехавшего в ночное. «Иди с нами
песни играть», — кричат ему. Он было отказываться тем, что лошадей некому свести, но нашли паренька молодого и послали с ним Степановых лошадей в свой табун. Мужики тоже рады были Степану, потому что где Степан, там и забавы, там и
песни любимые будут. Степан остался, но он нынче был как-то невесел.
Церемония отпевания в церкви, затем картина кладбища и тихо опускавшегося в могилу гроба производила на нервы прежнее тупое чувство, которое оживилось только тогда, когда о крышку гроба загремела брошенная нами земля… Все было кончено, больше «не нужно ни
песен, ни слез», как сказал поэт; от человека, который хотел зонтиком удержать бурю, осталась небольшая кучка земли да венок из живых цветов, положенный на могилу рукой
любимой женщины.
Но посетители быстро пьянели от пива, от близости женщин, от жаркого воздуха. Каждому хотелось своих
любимых, знакомых
песен. Около Сашки постоянно торчали, дергая его за рукав и мешая ему играть, по два, по три человека, с тупыми глазами и нетвердыми движениями.
Но циничные выкрики все чаще брызгают на
песню, точно грязь улицы на праздничное платье, и Ванок чувствует себя побежденным. Вот он открыл мутные глаза, наглая улыбка кривит изношенные щеки, что-то злое дрожит на тонких губах. Ему необходимо сохранить за собою славу хорошего запевалы, — этой славой он — лентяй, человек не
любимый товарищами — держится в мастерской.
Злобин махнул платком музыкантам. Оркестр грянул проголосную русскую
песню, одну из самых
любимых. Илюшка совсем закрыл глаза, приложил руку к щеке и залился своим высоким тенором...
После обеда почти всегда он приглашал меня в кабинет, иногда без Казначеева, и толковал со мною о
любимых своих предметах: о тождестве языка русского и славянского, о красотах священного писания, о русских народных
песнях, о порче языка по милости карамзинской школы и проч. и проч.
— Стары матери мне сказывали, что была ты у отца с матерью дитя
любимое, балованное, что до иночества была ты развеселая — что на уме у тебя только
песни да игры бывали… Видно, и я в тебя, матушка, — усмехнувшись, сказала Фленушка.
— Вы невозможная девочка! Вы невозможная девочка! Вы невозможная девочка! — запела на разные голоса Тася, ужасно разевая рот и размахивая руками и ногами в такт
песни. — Ай! Ай! Ай! — закричала она неожиданно, прерываясь, — мои
любимые пирожки с капустой! Дайте мне первой! Первой мне, мне, мне, мне!
Подснежников. Все романтические мечты!
Любимый человек, хижина, ручеек, венки из цветов, все это хорошо только в романах и
песнях. Сами после скажете, что это вздор, бред, что кроме любви в жизни нужна и существенность, то есть деньги.
Увидав
любимого атамана, толпа прервала
песню, и из сотен грудей вырвался крик восторга...
Весна дохнула на землю своим теплом и благоуханием, накинула зеленую сетку на рощи, ковры на луга, заговорила лепетом своих ручьев и шумною речью своих водопадов, запела
песнями любви и свободы своих крылатых гостей. Пришло и лето. Ваня, в сопровождении Ларивона, посетил прежние
любимые места свои; по-прежнему отзывалось в его сердце сердечное биение природы. Но не так часто уж гулял он: Ваня полюбил книгу.
Несмотря на окружающих ее сенных девушек, несмотря на их шутки, смех,
песни, несмотря на постоянное присутствие
любимой няни и новой любимицы Маши, она сознавала себя одинокой, и это горькое сознание заставляло болезненно сжиматься ее сердце, в уме возникало какое-то безотчетное неопределенное стремление к чему-то или к кому-то.
Дядюшка сыграл еще
песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою
любимую охотническую
песню.
Про тебя нашу
песню сложили мы,
Про твово
любимого опричника,
Да про смелого купца, про Калашникова...